ПравМиасс Великий четверг — день установления Евхаристии, день Тайной Вечери.
* * *
Ночь над Иерусалимом. Город спит. В сионской горнице зажжены светильники. В печальном молчании сидят Двенадцать. «Один из вас предаст меня». Шепот, испуганные возгласы: «Не я ли?» Стремительно встает Иуда и ускользает в ночную тьму.
Не спят и члены Синедриона. Архиереи отдают тайный приказ воинам…
Апостолы разделили священную Чашу и Хлеб. Господь говорит о страданиях, которые ждут Его. Петр с горячностью обещает идти с Ним на смерть. Он не подозревает, как она близка.
«Да не смущается сердце ваше… — говорит Учитель. — Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас».
Тихо напевая пасхальный псалом, один за другим покидают дом; при бледном свете луны выходят за ворота и углубляются в масличный сад Гефсимании. Там царит мрак. Каждый звук отдается в тишине.
Апостолы расположились на ночлег. Только трое следуют за Иисусом, но и у них глаза слипаются, слабость парализует тело. Сквозь, забытье они слышат Его голос: «Авва, Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня, но не чего Я хочу, а чего Ты…»
Между тем стража уже пересекает по тропинке овраг. Впереди — Иуда. «Кого я поцелую. Того и берите». Воины идут между деревьями. Фонари и факелы мелькают среди стволов сада…
«Симон! ты спишь? Не мог ты бодрствовать один час!…»
Кончено. Они уже здесь. Отблески огня на злых, возбужденных лицах. Иуда бросается к Иисусу и целует Его.
— Здравствуй, Равви!
— Друг, вот для чего ты пришел!..
Их окружают.
— Кого ищете?
— Иисуса Назарянина.
— Это Я.
Они смущены, испуганы, однако через мгновение уже приходят в себя и стягивают веревками Его руки.
Петр бросается вперед с мечом. Но Учитель не хочет кровопролития. «Теперь ваше время и власть тьмы», — говорит Он страже. Растерянные ученики в ужасе разбегаются…
А потом настает эта страшная ночь: отречение Петра, допрос у архиерея, издевательства челяди, лживые показания, вопль Кайафы: «Ты ли Мессия, Сын Благословенного?» — и в напряженной тишине ответ: «Я!…»
Утро. Христос перед Пилатом, сонным, брезгливым, недовольным. Какое дело прокуратору до религиозных споров? Назло архиереям он готов отпустить Узника, Который кажется ему безобидным мечтателем. «Я пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине», — слышит Пилат и усмехается: «Что есть истина?» Он не верит в нее. Он верит только в силу золота и легионов. Сохранить благоволение кесаря ему дороже всех истин на свете. Говорят, что этот Назарянин бунтовщик, выдающий Себя за Царя Иудейского? Это уже опасней споров об истине; рисковать нельзя. И Пилат умывает руки.
* * *
Можно без конца перечитывать эти евангельские страницы о Страстях, и каждый раз они будут открываться по–новому, оставаясь вечно живыми.
У Чехова есть замечательная новелла о том, как после службы Великой пятницы студент пересказал двум деревенским женщинам гефсиманские события и драму отрекшегося Петра.
«Петр, — закончил он, — взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые Он сказал ему на вечери… Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько–горько заплакал. В евангелиях сказано: «И исшед вон, плакася горько». Воображаю: тихий–тихий темный–темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания…
Студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль…
Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошел дальше… Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха…
Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям» («Студент»).
В русской литературе есть еще одно свидетельство огромной силы Страстных богослужений. Это эпилог романа «Господа Головлевы». В гибнущем доме, который разрушен алчностью и бездушием, старик Порфирий и его племянница вдруг осознают, что их жизнь была лживой и преступной. Наступает позднее, мучительное раскаяние. Совершается оно на фоне службы двенадцати Евангелий. «На Анниньку эта служба всегда производила глубокое потрясающее впечатление. Еще будучи ребенком, она горько плакала, когда батюшка произносил: «И сплетше венец из терния, возложиша на главу Его, и трость в десницу Его», — и всхлипывающим детским дискантом подпевала дьячку: «Слава долготерпению Твоему, Господи! Слава Тебе!» А после всенощной, вся взволнованная, прибегала в девичью и там, среди сгустившихся сумерек… рассказывала рабыням «страсти Господни». Лились тихие рабьи слезы, слышались глубокие бабьи воздыхания. Рабыни чуяли сердцем своего Господина и Искупителя, верили, что Он воскреснет, воистину воскреснет. И Аннинька тоже чуяла и верила. За глубокой ночью истязаний, подлых издевок и покиваний, для всех этих нищих духом виднелось царство лучей и свободы».
Годами Иудушка–Порфирий «выслушивал евангельское сказание, вздыхал, воздевал руки, стукался лбом в землю, отмечал на свече восковыми катышками число прочитанных евангелий и все–таки ничего не понимал. И только теперь, когда Аннинька разбудила в нем сознание «умертвий», он понял впервые, что в этом сказании идет речь о какой–то неслыханной неправде, совершившей кровавый суд над Истиной…».
В Великий четверг Литургия совершается по чину св. Василия, а вечером на утрени — служба Страстей Христовых, когда читают из Евангелий 12 отрывков, которые охватывают события от Тайной Вечери до Погребения Спасителя. Молящиеся стоят с зажженными красными свечами, хор поет: «Слава Страстем Твоим, Господи», «Слава долготерпению Твоему, Господи».
***
В тропаре четверга поется:
Егда славнии ученицы
на умовении вечери просвещахуся,
тогда Иуда злочестивый
сребролюбием недуговав омрачашеся,
и беззаконным судиям
Тебе, Праведнаго Судию, предает.
Виждь, имений рачителю,
сих ради удавление употребивша,
Бежи несытыя души,
Учителю таковая дерзнувшия.
Иже о всех благий. Господи,
слава Тебе.
Протоиерей Александр Мень «Православное богослужение. Таинство, слово и образ»
